В помощь писателю: групповая терапия - Писательские посиделки и критика

Стр. 2 из 3

Писательские посиделки и критика

Были случаи, когда после симпозиумов ко мне подходили заплаканные студенты. Какой-нибудь знаменитый писатель разбирал их работы и не оставил камня на камне. Бывало, сами участники семинара критиковали друг друга так жестко, что в памяти всплывали сцены из «Повелителя мух» Голдинга*. Прошлым летом, например, я вела занятия на крупной и престижной конференции, и в какой-то момент ситуация совсем вышла из-под контроля. В аудитории сидело около двадцати студентов, и один из них вслух прочел пару страниц своего текста. Автор был неопытный; рассказ он написал экспериментальный. В диалогах использовалось просторечие — конечно, довольно неумело и в целом неудачно. Текст был выдан участникам заранее, чтобы хватило времени его проработать и высказать замечания. Они и высказали: сначала объяснили, что им понравилось, что, по их мнению, удалось. Большинство считали, что просторечие было лишним, но в рассказе чувствовалась искренняя простота, которая их тронула. В общем и целом я с ними согласилась, хоть автора и перехвалили. Так что я добавила пару теплых слов, указала на неудачные места в тексте, где интонация оказалась чересчур эмоциональной, дала пару советов насчет того, как сделать текст более динамичным, и деликатно предложила доработать рассказ. Автор задал пару уточняющих вопросов; ему подали несколько конкретных идей. И вдруг руку подняла одна девушка, которая до тех пор молчала.

—        Может, я сошла с ума? — вопросила она. — Может, я ничего
не понимаю? Я что, единственная тут думаю, что это полный бред?
Там же нет ни одного нормального персонажа, таких людей вообще
не бывает! И ни в одном образе нет смысла... — она говорила и говорила, а мы все смотрели на нее в оцепенении, как змея, заслышав дудочку. В словах этой девушки было много правды. Замолкнув, она отчаянно вперилась в меня взглядом, будто призывая в свидетели. Я тоже смотрела на нее и думала, что делать. Стояла мертвая тишина.

Вы думаете, ему вообще не нужно писать? — спросила я.

Я думаю, не надо с ним так миндальничать. Он ничему не научится, если не говорить правду.

—        То, что вы называете правдой, — просто ваше личное мнение.
Бедный автор рассказа сидел и разглядывал потолок, как будто искал глазами зудящего комара. Остальные студенты смотрели на меня нервно и выжидающе. Отчасти я понимала чувства той девушки. Нужно было собрать в кулак всю свою храбрость, чтобы высказаться так откровенно. Но другая часть меня мечтала отломать у стола ножку и угрожающе помахать ею. Да, та девушка писала лучше, чем автор рассказа. Фактически все в аудитории писали лучше, чем он. Я постаралась ровно дышать и не забывать, что нужно молодым, еще не публиковавшимся писателям и для чего они приходят на такие семинары. Им нужно внимание. Им нужны предельно честные отзывы, но только без оскорблений и пренебрежения. Поэтому я подчеркнула, что автор пошел сложным путем и не побоялся рискнуть. Я сказала, что лучше метить как можно выше и учиться методом проб и ошибок и что в старости никто не восклицает: «Господи! Как я рад, что так мало рисковал! Какое счастье: я ни на что никогда не замахивался!» Я велела автору дерзать, переписать рассказ еще раз, а потом попробовать что-то новое.

Девушке я при всех сказала, что она смелая. Позже она подошла ко мне и спросила:

—        Вы думаете, я чудовище, да?

Я ответила, что считаю ее поступок очень честным, а честность всегда похвальна. Но затем объяснила, что не обязательно размахивать мечом истины направо и налево. Можно просто указать.

Много позже мне попалось стихотворение Билла Холма**, которое я бы хотела отправить тому юноше. К сожалению, у меня не осталось его адреса. Стихи называются «Осень в Уотертоне, Альберта»:

Ветер рвет листья с ясеня
За месяц до срока.
Утихни; жестокость твоя
всего лишь рождает музыку:
творит красот у распада,
 поэзию краха.

Имейте в виду: писательские посиделки могут быть довольно суровыми. Готовы ли вы к жесткой критике в адрес ваших текстов — да и нужна ли она вам? Но если вы чувствуете потребность в обратной связи, поощрении, дружеском подталкивании и обществе других молодых авторов, попробуйте собрать свой творческий кружок.

Я знаю студентов, которые встретились у меня на семинаре, а потом стали собираться группами по трое-четверо каждый второй четверг, или в последнее воскресенье месяца, или в любой другой день, и так уже несколько лет. Назначенная встреча — хороший стимул дописать очередной текст. Кроме того, у нашего ремесла есть издержки, например тяжелые дни, когда чувствуешь себя абсолютно одиноким. Хуже того, ощущаешь, что весь мир при деле, а ты — на отшибе. Но если встретиться и поговорить с другими пишущими людьми, вспоминаешь, что это ощущение — просто часть рабочего процесса. Оно неизбежно.

* Уильям Голдинг (1911–1993) — английский прозаик, лауреат Нобелевской премии по литературе. «Повелитель мух» — его дебютный аллегорический роман; на русском языке впервые опубликован в начале 1970-х в журнале «Вокруг света». Прим. пер.

** Билл Холм (1943–2009) — американский поэт, эссеист и музыкант. Прим. пер.

• Пред.
• След.