6.2. Ранний возраст (РВ) [15]

Настроить шрифт

Нижняя граница. Признак: ребенок стал объектом внешней регуляции со стороны взрослого посредством внешнего бытового слова (1.2.7, 1.2.8, 4.8.2, 4.8.4). Являющийся началом «раннего возраста» конец «кризиса 1 года» [16] Выготский ориентировочно отнес к «третьей четверти 2-го года» [17].

Правда, ученый назвал при этом иной признак, но тоже связаннный с речью: обычный срок окончания периода автономной речи. Как мы сейчас увидим, примерно таков ориентировочный срок начала «раннего возраста» и согласно выявленному признаку начала этой стадии.

Ученик Л. С. Выготского Д. Б. Эльконин в ходе наблюдений над ребенком данного «возраста» отметил, что «в конце второго … года жизни» – в 3-й четверти 2-го года или позднее – «Андрей очень любил помогать взрослым» (т. е. подчинялся их регулятивным воздействиям). При этом, «с одной стороны, он был занят предметом и действием с ним, а с другой – взрослым, ради выполнения поручения которого и поощрения он производил действие». И «подобные примеры можно было бы умножить» [18]. Значит, предметные действия ребенка и внешняя регуляция со стороны взрослого посредством слова представляют собой две стороны единого целого, которым и является «предметная деятельность» (Д. Б. Эльконин) в интересующем нас аспекте. Ребенок производит действие ради выполнения поручения взрослого и его поощрения.При этом мотив [19] – словесное поощрение взрослого, а побуждение к действию – словесное поручение взрослого. Здесь побуждение и поощрение – компоненты внешней регуляции посредством бытового слова.

В число симптомов «капитальной важности», которые уже «принадлежат раннему детству», Л. С. Выготский включил следующий: ребенок «начинает спрашивать о названиях предметов» («Что это?») [20]. Но «ребенок никогда не спрашивает (просто. – С.К.) о названии», он «спрашивает о назначении» предмета [21], о действии с ним. Так это действие связывается с названием предмета. В «раннем возрасте» дети «все предметы определяют по их функциям, т. е. определяют их через действия» [22], связанные с названиями предметов. Такая постоянная связь слова с назначением вещи имеет непосредственное отношение к регулятивной функции слова. Оно «анализирует мир», «выделяет отдельные предметы», так что «назвать предмет словом для ребенка значит выделить из общей массы … предметов один» [23]. Причем с этим предметомв социуме (и для ребенка) связано определенное действие [24]. Поэтому взрослый, чтобы побудить ребенка к совершению такого действия, может указать на соответствующий предмет посредством его названия (бытового слова).

В качестве примера такой регуляции приведем наблюдения В. С. Мухиной, относящиеся к 3-й четверти 2-го года. В записи с датой 1 год 7 месяцев и 3 дня Мухина сообщает: «Я высказываюсь просто так, ни к кому не обращаясь: "Вон качалка". Андрюша бросает игрушку … и бежит к качалке. Раскачивается», т. е. выполняет соответствующее назначению качалки действие. Затем, после слов матери «Вон мячик», ребенок опять оставляет предмет, с которым действовал, и «идет к мячу. Кидает его. Берет и вновь кидает», снова выполняя связанное с предметом действие [25].

В «раннем возрасте» взрослый может посредством бытового слова создавать и весьма сложную ситуацию, требующую целой последовательности действий с рядом предметов. Например, в 1 год 8 месяцев и 10 дней, когда «детей приглашают есть» (внешняя регуляция посредством бытового слова), они «беспрекословно идут мыть ручки», «сами из детской приносят свои стульчики» [26] и т. д.

Западные психологи констатировали, что «примерно в конце второго года жизни», – т. е. после 3-й четверти 2-го года, – дети «явно огорчаются, если им не удается выполнить те или иные требования взрослых». Когда же ребенок успешно справляется с заданиями, – «и это требует от него усилий, – он обычно проявляет удовольствие» [27]. Таким образом, дети стремятся подчинить свое поведение внешней регуляции со стороны взрослого посредством бытового слова.

Ориентировочная дата нижней границы «раннего возраста» (и связанной с ним стадиальной ЗБР) – 3-я четверть 2-го года, т. е. 18-20 месяцев (табл. 35 в 6.6).

Верхняя граница. Признак: ребенок перестал быть объектом внешней регуляции со стороны взрослого посредством внешнего бытового слова (1.2.7, 1.2.8, 4.8.2, 4.8.4). Иначе говоря, ребенок стал способен отвергать (игнорировать) такую внешнюю регуляцию. Для чего нужна сложившаяся саморегуляция, представляющая собой результат интериоризации на протяжении стабильной стадии характерной для нее внешней регуляции вместе с ее средством (1.2.6, 4.1, 4.5, 4.8). В данном «возрасте» – внешней регуляции посредством слова бытовой речи (1.2.7, 1.2.8, 4.8.2, 4.8.4). Значит, у ребенка в конце обсуждаемого «возраста» есть внутренняя речь (интериоризованное бытовое слово).

Существование внутренней словесной саморегуляции около 3 лет не противоречит представлениям психологов о возникновении внутренней речи в «дошкольном возрасте». По Выготскому, внутренняя речь, формирующаяся у дошкольников, – не единственный вид внутренней речи: так, и «в школьном возрасте возникает внутренняя речь», он тоже является «возрастом образования внутренней речи» [28]. Существует несколько видов внутренней речи, каждый из которых формируется на определенной стадии.

Один из видов внутренней речи и сформировывается к концу «раннего возраста». На протяжении этой стабильной стадии интериоризуется не характерная для дошкольников эгоцентрическая речь [29], а внешняя регуляция посредством слова бытовой речи. В результате чего ребенок обретает способность отдавать самому себе команды во внутренней речи [30].

Отвержение ребенком такой внешней регуляции со стороны взрослого весьма наглядно описано Л. С. Выготским в его наблюдении над девочкой «на 4-м году жизни», с «ярко выраженным негативизмом». Она «хочет, чтобы ее взяли на конференцию, на которой обсуждают детей» и «даже собирается туда идти». Ученый пишет: «Я приглашаю девочку. Но так как я зову ее, она ни за что не идет. Она упирается изо всех сил. "Ну, тогда иди к себе". Она не идет. "Ну, иди сюда" – она не идет и сюда. Когда ее оставляют в покое, она начинает плакать. Ей обидно, что ее не взяли» на конференцию, хотя именно она сама «упиралась изо всех сил» [31].

Момент отвержения ребенком внешней регуляции со стороны взрослого посредством слова зафиксирован и в дневнике В. С. Мухиной уже в начале 4-го года. «К концу раннего возраста» ее сын Андрей «уловил в слоге -ка», входившем в «запретные для него слова» (например, «Толька, Вовка»), «какой-то особый смысл». И вот в 3 года, 0 месяцев и 21 день наступил момент, когда запрет был нарушен и внешняя регуляция отвергнута. В этот день Андрей «нарочно говорит такие слова» в присутствии матери: «С сияющим видом произносит: "Девка! Бабка! Талелка!"». После слова тарелка «задумывается»: оно его «не … устраивает» (так как не запрещается взрослыми). Затем «снова проговаривает: "Девка! Девка! Бабка! Девка!"». Мухина пишет: «Пытаюсь остановить (внешняя словесная регуляция. – С. К.). Но это его еще больше воодушевляет» [32]. Внешняя словесная регуляция со стороны взрослого ребенком отвергается, он самостоятельно регулирует свое поведение наперекор ей.

Ориентировочная дата верхней границы «раннего возраста» (и связанной с ним стадиальной ЗБР) – начало 4-го года (табл. 35 в 6.6).


[15] В основе 6.2 лежит часть статьи, опубликованной в ходе настоящего исследования: Касвинов С.Г., [138].
[16] Конец любой стадии – это начало следующей стадии (3.4.1).
[17] Выготский Л. С., [55], с. 329.
[18] Эльконин Д. Б., [308], с. 94; [309], с. 187. Курсив мой (С. К.).
[19] То, ради чего совершается действие.
[20] Выготский Л. С., [69], с. 321.
[21] Выготский Л. С., [69], с. 323.
[22] Выготский Л. С., [52], с. 258. Ср.: в «раннем возрасте» для ребенка «слово – название предмета – выражает прежде всего его функцию, назначение»; например, «лопатка – это орудие, которым копают, каковы бы ни были ее форма, цвет и величина» (Мухина В.С., [215], с. 99).
[23] Выготский Л. С., [52], с. 270.
[24] Ср.: в 1 год 8-9 месяцев (3-я четверть 2-го года) «дети по-прежнему много манипулируют», но, в отличие от младенчества, теперь «манипуляции предметами соответствуют их основным функциональным назначениям» (Мухина В.С., [216], с. 95).
[25] Мухина В. С., [216], с. 91. 
[26] Мухина В. С., [214], с. 96-97.
[27] Mussen P. H., Conger J. J., Kagan J., Huston A.C., [252], с. 68.
[28] Выготский Л. С., [52], с. 193, [62], с. 504-505.
[29] Речь ребенка, адресованная им самому себе, а не другому человеку.
[30] Ср.: «Слова-команды "дай мне" или "положи", "возьми" и т. д. расчленяют (целостное. – С. К.) действие на словесное указание со стороны взрослого и (исполнительное. – С. К.) действие, выполняемое ребенком. С усвоением активного словаря речи ребенок получает возможность сам называть для себя предметы и отдавать самому себе команды». Таким путем слово «становится побудительной силой действия», в котором ребенок «является и источником команды и ее исполнителем». Затем команды становятся внутренними «в процессе интериоризации речи и превращения ее во внутреннюю свернутую речь» (Реан А. А., Бордовская Н. В., Розум С. И., [254], с. 105).
[31] Выготский Л. С., [56], с. 369, 371.
[32] Мухина В. С., [214], с. 247.

Касвинов С. Г. Система Выготского. Книга 1: Обучение и развитие детей и подростков. - Харьков: Райдер, 2013. Публикуется на сайте psixologiya.org с разрешения автора.